Лазарус, простите меня, дорогой мой, но вы ошиблись. Это случилось больше трех лет назад.
- Да, верно. Минерва, когда ты проживешь столько, сколько я - а тебе, вне сомнения, предстоит долгая жизнь, - ты тоже начнешь путать события. Старческая забывчивость присуща всем существам из плоти и крови, и тебе следовало бы усвоить это до того, как предпринимать переход. Поправка, Джастин, - дом спроектировала Минерва, а не Афина.
- А вот строила уже Афина, - уточнила Минерва, - поскольку все технологические подробности и детали сооружения я оставила в ее памяти, где им и надлежало находиться, а себе оставила лишь общее воспоминание о том, как строила его. Мне хотелось это запомнить.
- Кто бы его ни строил, дом прекрасен, - сказал я.
И вдруг расстроился. Я умом понимал, что эта юная женщина прежде была компьютером, помнил, что некогда работал с этим компьютером - в далеких краях, за много световых лет отсюда. Но наш разговор вдруг заставил меня почувствовать сердцем, что эта очаровательная девушка, чья теплая рука лежала в моей руке, действительно недавно была компьютером и строила этот новый дом, еще будучи машиной. Это меня потрясло. При всем при том, что историограф я старый и способность изумляться безнадежно потерял еще до первой реювенализации.
Мы вошли в дом - и мое невольное смятение исчезло, когда к нам с поцелуями бросились две прекрасные юные женщины. Одну из них я узнал, как только услыхал ее имя. Это была дочь Айры, Гамадриада. Она была очень похожа на змею [гамадриада - королевская кобра]. Другую, рослую блондинку, звали Иштар. Как выяснилось, она тоже оказалась моей знакомой. С ними был молодой человек, красивый, как и женщины. Его я тоже как будто видел не впервые, хотя не мог вспомнить, где и когда. Рыженькие двойняшки тоже расцеловали меня, поскольку они, дескать, не имели возможности поприветствовать меня надлежащим образом.
В Доброй Пристани приветственный поцелуй - не тот короткий клевок, которым дарят гостей в Новом Риме: даже двойняшки целовали меня так, что я не смог бы усомниться в их половой принадлежности. Мне случалось получать менее пылкие поцелуи от вполне взрослых женщин, имевших относительно меня весьма определенные намерения. Но удивил меня молодой человек, назвавшийся Галахадом. Он обнял меня, поцеловав в обе щеки, а потом припал к моим губам, как Ганимед. Несмотря на удивление, я попытался ответить ему соответствующим образом.
Не выпуская меня из объятий, он хлопнул меня по спине и проговорил:
- Джастин, я уже просто на взводе от того, что вижу тебя! О, это чудесно!
Я отодвинулся, чтобы поглядеть на него. Должно быть, я смотрел с явным недоумением, потому что он заморгал, а потом горестно сказал:
- Иш, напрасно я хвастал! Гама, душка моя, принеси мне полотенце, чтобы я мог утереть слезы. Он успел забыть меня... И это после всего, что тогда наговорил.