Этими пальцами можно было уцепиться за любой выступ и камешек и ловко лазать по подземным пещерам и переходам.
— Гыр-гыр-гыр! Шу-шу-шу! — незнакомцы подкрались к Лависсе, все разом набросились на нее, схватили и потащили в подземный ход.
Девочка проснулась и закричала. Издали послышался топот Баюна, со всех ног спешащего на помощь.
Посовещавшись, незнакомцы заткнули Лависсе рот куском мха и, не обращая внимание на сопротивление, потащили ее куда-то вниз.
В подземных коридорах было темно. Лависса чувствовала, они куда-то спускаются, но сколько ни напрягала зрение, так ничего и не увидела. Ее похитители, напротив, отлично ориентировались в темноте.
— Шу-шу-шу! Гыр-гыр-гыр! — перешептывались они.
Лависсе стало очень страшно. Она вытолкнула языком кусок мха и заплакала, а плакать девочка умела как никто другой. С детства научилась. Надо же было как-то воздействовать на папу, маму и многочисленных нянек. Лависса различала три вида плача:
хныканье — когда нужно было что-то выпросить или выразить общее недовольство;
плач средней громкости — когда чувствовала себя несчастной или у нее что-нибудь немножко болело;
и, наконец, плач с рыданием и всхлипами, который она применяла только в самых экстренных случаях. Например, когда под защитный барьер президентского сада подкопался хищный полутораметровый динозаврокрот и откусил хвост любимому Лависсиному прыгуну.
Его и использовала теперь девочка. В кромешной тьме глубоких коридоров он звучал особенно печально и душераздирающе, отражаясь эхом от каменистых потолков и вызывая обвалы. Захлебываясь в слезах, Лависса извивалась и брыкалась.
Носатенькие существа остановились и озабоченно зашушукались, очевидно, решая как поступить. Один из четырехруких похитителей попытался зажать Лависсе рот ладошкой. Это оказалось его серьезным просчетом.
— А-а-а-ам! — не переставая реветь, Лависса укусила его за палец. Похититель охнул, отдернул руку и запрыгал по подземному коридору.
Существа вновь взволнованно зашушукали: «Гыр-гыр! Шу-шу-шу!» Они приподняли несчастную девочку и стали ее покачивать, стараясь убаюкать, как плачущего ребенка. Но не тут-то было. Лависса и не думала утешаться. Ее плач переростал в громогласное рыдание.
Тогда человечки, не в силах больше выносить этого, опустили Лависсу на пол и закрыли свои остренькие мохнатые ушки сразу всеми ручками.
В кромешной тьме вдруг замерцал слабый зелененький огонек. Лависса от удивления перестала рыдать и разглядела, что один из похителей держит над головой как крошечный фонарик что-то вроде гриба-гнилушки. В зеленом мерцании Лависса с трудом рассмотрела мохнатые ушки и блестящие глаза четырехруких похитителей, смотревшие на нее с тревогой и недоумением.
Хотя ни один из человечков не открывал рта, Лависса различила слабый голосок, звучавший как бы у нее в мозгу:
— Не бойся! Мы тебя не обидим! Не плачь, пожалуйста! Будешь плакать — приползут храпуны. Они разорвут и тебя, и нас.
Словно подтверждая их слова, послышались треск и шипение, похожие на звук горящего на сковородке масла.